Поводырь в опале - Страница 50

— Позвольте исправить досадную мою оплошность, — пристроившись рядом, тут же завел разговор брат наследника. — В пылу битвы было неудобно представить вам, Ваше Королевское Высочество, господина Германа Густавовича Лерхе, верного друга нашей семьи.

Рука окаменела. От былой легкости не осталось и следа. А учитывая то, что я понятия не имел — что можно было говорить заморской невесте наследника, а о чем даже заикаться не стоило, так и вообще. Я еще нашел в себе силы остановиться и вежливо поклониться. Грустно как-то стало и обидно. Можно сказать, впервые в этой, новой жизни встретил человека, девушку, с кем приятно было даже просто рядом находиться, и тут… такое разочарование.

— А эта прелестная предводительница амазонок, как вы должно быть уже догадались, Герман Густавович, Ее Королевское Высочество, Великая княжна Мария Федоровна. Наша любимая Минни.

— Отчего же вы, мой рыцарь, не подошли к Наденьке Якобсон? Я же вижу, она ждет этого.

— Мне нечего ей сказать, Ваше Королевское Высочество. При последней нашей встрече она изъявила желание никогда меня больше не видеть.

— О! Минни, — как-то непринужденно, с мастерством матерого дипломата, вклинился в разговор Владимир. — У нас с Сашей не было никакой возможности встретиться с Германом дабы принести свои извинения. Боюсь, мы, с помощью мадемуазель Якобсон, едва не скомпрометировали вас, Герман, в глазах папа. Сейчас, когда все наши шалости открылись, это может быть выглядит и забавно, но тогда Надежде Ивановне пришлось даже сделать попытку шантажировать нашего Лерхе.

— Что же это Герман? Вы, мой рыцарь, отказали в помощи бедной девушке? Наденька открылась мне. Это очень печальная история. Мы обе плакали…

— Я не смог бы ей помочь, Ваше Королевское…

— Вы друг нашей семьи. Зовите меня среди своих так, как это делают другие. Я желаю скорее стать… русской.

— Я не смог бы ей помочь, Мария Федоровна.

— Минни. Друзья зовут меня так. Это имя дал мне мой жених, и я им горда… Почему вы не смогли бы?

— Влюбленным вообще никто не может помочь, кроме их самих. Любое вмешательство посторонних может привести в беде. И кроме того…

— Договаривайте, Герман. Что кроме?

— Кроме того, я имею честь состоять рыцарем при моей венценосной победительнице, а не при Екатерине Ольденбургской.

— А вы жестоки…

— О, Минни, — снова включился Владимир. — Герман настоящий воин. Наш Саша действительно без ума от достоинств господина Лерхе. Вы знаете, что Герман своей рукой перебил напавших на него разбойников, выручив двоих попутчиков? А прошедшим летом он во главе экспедиции дошел совершенно диких мест, населенных враждебными туземцами, установил там флаг Империи, выстроил крепость и выиграл небольшую войну. Еще, у него масса совершенно чудесных прожектов…

— Конечно, — мягко перебила царевича принцесса. — Конечно, я все это знаю. Милый нескладный Саша, когда рассказывает все это, совершенно преображается…

За разговорами незаметно промелькнули прихотливые изгибы парадной нижней лестницы, и, наконец, мы оказались на верхней площадке. С которой, как оказалось, за нашими снежными баталиями наблюдал закутанный в тяжелую шубу цесаревич Николай.

— Приветствую вас, Герман Густавович, — мне показалось, или его улыбка в действительности была искренней? — Вы с Володей храбро сражались, и, несмотря на поражение, заслуживаете награды. Просите, что вам угодно.

— Не будет ли дерзостью с моей стороны, просить ваш, Ваше Императорское Высочество с Их Королевским Высочеством портрет? — после короткого раздумья, решился я.

Что «ого!», Герочка? Что я опять сделал не так? Портрет с вензелем лучше ордена? Ты шутишь, что ли так глупо?

— Федор Адольфович? — позвал наследник через плечо. И убедившись, что секретарь готов слушать, распорядился:

— Запишите там у себя. Как только у нас появится наш с Минни общий портрет, непременно отослать его господину Лерхе.

И, уже обращаясь ко мне:

— Я право думал, вы станете просить чего-либо иного…

— Например, дозволенья присутствовать на обеде для вашей невесты, мадемуазель Якобсон, — удивительнейшим образом копируя даже интонацию Никсы, включилась в разговор Дагмар.

— Но мы окажем такую милость и без вашей просьбы, — ласково улыбнувшись невысокой, едва-едва затылок над плечом, принцессе, закончил фразу наследник.

Я не верил. Смотрел, слушал этих странных, мыслящих какими-то неведомыми простым людям, категориями, людей и не мог поверить, что им ничего от меня не нужно. Что снова не начнутся изнурительные расспросы, слишком похожие на допросы. Или настоятельные рекомендации не позабыть отписать акции новой железной дороги. Не могло никак в голове уложиться, что им втемяшилось вызвать меня из Санкт-Петербурга, оторвать от сборов в дальнюю дорогу только затем, чтоб по-улыбаться, по-любезничать на свежем воздухе. Усадить за стол рядом со смущенной чрезмерным вниманием царевичей Надеждой. Шутить и смеяться. А после, коротко пожелать доброго пути и отпустить восвояси.

Зачем им это было нужно? Не верил я, что знать способна делать что-то просто так. Лишь для того, чтоб оставить хорошее о себе впечатление перед расставанием. Ехал в столицу, снова в пустом купе, и ломал себе голову. И не находил ответа.

Но в одном я был абсолютно и полностью уверен. У колобка был шанс таки ускользнуть от лисы. У меня — ни единого. Хотя бы уже потому, что лис было двое, и они отлично дополняли друг друга. Где-то, в какой-то момент, они съели меня. Так, что я даже и заметить не сумел.