— Ты, князь, дальше слушай, — попенял невольно перебившему цесаревича адъютанту Мещерский. Не удивлюсь, если узнаю, что Вово уже по недовольному сопению мог определить настроение своего венценосного покровителя.
Я, усилием воли, заставил себя широко и открыто расставить колени, придвинуть к себе корзину с фруктами, и взять виноградную гроздь. И даже не пытаться высчитать — к каким выводам может придти залитый алкоголем по глаза наследник престола.
Не думай о лохматых мартышках! Или как там, у Ходжи Насреддина, было?
— А вот по дороге пустынным трактом случилось нашему Герману Густавовичу повстречаться с лихими разбойниками. Сколько их было? Господин Лерхе?! Трое? Четверо?
— Я плохо помню, Ваше Императорское Высочество, — труднее всего молча слушать. И заставлять челюсти перемалывать полные сока экзотичные для середины зимы ягоды. А вот настала пора говорить, и как-то сразу отпустило. Подумалось, что было бы у жандармов что-то на меня, что-то реальное, а не перечень странных с их точки зрения фактов, так эти вопросы мне совершенно в другом месте бы задавали. Не здесь. Не в личной библиотеке Николая. — Кажется — трое.
— Ах, как романтично! — пискнула Маша Мещерская. — Отчего у даже Германа, в его тьмутаракани есть эти замечательные разбойники, а у нас в столице только скууука? Саша? Почему вы не найдете мне разбойников?
Александр снова порозовел, наморщил лоб, но не нашелся, как ответить. За него это сделал Николай.
— Теперь там тоже их нет, Мари. Губернатор их убил. Перестрелял из револьвера.
— Однако! — потрясенно воскликнул Воронцов.
— Генерал Дюгамель кажется, за это дело наградил вас знаком кордену Святой Анны4-й степени? И оставьте уже эти высочества. Мы здесь по-простому.
— Да, Николай Александрович, — признался я. — За это. Хотя я не вижу в этом ничего героического. Я спасал жизнь. Себе и своим спутникам.
— Как мило, быть таким скромным, — саркастично протянула Жуковская. — Чего не сделаешь с перепугу…
— Что за револьвер у вас был, Герман? — заинтересовался, не обратив внимания на Сашеньку, Барятинский. — Обожаю хорошее оружие!
— Бюмон-Адамс, Ваша Светлость.
— Ай, да бросьте вы это, — поморщился поручик. — Какая я вам светлость. Давайте уж, как все тут, зовите Володей.
Я кинул и поднял бокал с вином в салюте.
— А револьвер — замечательный. Прекрасная механика. Жаль, вы не захватили его в Петербург.
— Отчего же не захватил? — удивился я. — Я с тех пор всюду таскаю его с собой. Он и сейчас… У ваших конвойных казаков, Николай Александрович.
— Вы что же? И к цесаревичу с оружием? — вскинулся Вово.
— На меня было два покушения, князь, — хмыкнул я. — И оба раза пистоль спас мне жизнь. Почему бы не оказать господину Адамсу честь, и не взять его творение с собой?
Никса засмеялся, и остальные охотно подхватили с разной степенью энтузиазма. Но уж прорезающийся бас Великого Князя Александра Александровича различался очень хорошо.
— Уж не это ли небольшое приключение, Герман Густавович, так на вас подействовало, что явившись в Томск, принялись реформировать все вокруг? — продолжил допрос цесаревич, расплескав остатки вина из своего бокала. — Тут перечень ваших дел всего за несколько месяцев на трех листах. Перемены решительно во всем. А в рапорте еще указывается, что вы и изобретатель. Откуда в вас это взялось?
Именно для таких моментов нужно обязательно научиться курить. Просто чтоб иметь возможность выиграть время на раздумье. Но, подсознание часто оказывается мудрее разума. Не зря, ох не зря я взял эту спасительную виноградную гроздь.
— Сибирь — это огромная страна, Николай Александрович. Что только не приходит в голову, пока едешь.
— Ну что вы, право, Николя, — на французском неожиданно пришла мне на помощь Жуковская. — Решительно ничего не вижу удивительного в том, что чиновник занимается своим делом. По мне так это все так скучно…
— А и верно, — поддержал красавицу Барятинский. — Что это вы, Государь? Мне так тоже «клюкву» повешали, а я и не убил, кажется, никого.
— А много ли ты, Володя, крепостей построил? Торговых трактов проложил и новых ярманок основал? Деревень сколько и сел? С туземными кочевниками воевал? Земли за государством Российским закреплял? — вспыхнул глазами Никса, и повысил голос. — А вот наш спаситель всего за полгода все это успел. И крепость на границе с Циньской державой построил, и с туземцами сражался, и казаков там расселял. Теперь еще тракт туда строит, посольства посылает и торговлю с Китаем начинает. На него доносы в жандармерии уже мешками считают! А он теперь знаете чего хочет? Он теперь в своей глуши железо делать хочет и рельсы тянуть. И железную дорогу! Иной за всю жизнь столько дел не сотворит, а этот… спаситель — за полгода! А через два? Через пять лет? Он что? Царем Сибирским себя объявит?
Мещерский, быстрым хорьком, метнулся к журнальному столику, и торопясь и проливая, набулькал наследнику в пустой бокал вина. Никса, только почувствовав изменение веса, потянул напиток к губам. По подбородку стекла тонюсенькая струйка похожей на кровь жидкости и добавила к пятнам на рубашке еще несколько.
— Скажите, Герман, — обратился Николай ко мне, уняв волнение. — Вы хотите править?
— Нет, Ваше Императорское Высочество.
— Чего же вы хотите? К чему все это? Суета эта с заговорами и моей болезнью, к чему? Скажите. Мы с Сашей все для вас сделать готовы. Министром хотите? Саша в ноги папа упадет и быть вам министром… Упадешь, Саша?